Князья Преисподней - Страница 19

Они взобрались на насыпь. От путей, по которым когда-то катили вагонетки с углем, сейчас остались только выбоины в утрамбованной земле; домовитые крестьяне давно нашли новое применение рельсам и деревянным стяжкам. Первая пещера по размерам могла сравниться с церковью в Уичворде, где когда-то служил отец Эшера; ее пространство наполнял такой же мягкий сероватый сумрак. По узким горловинам двух низких тоннелей Эшер заключил, что добыча здесь велась старым способом: уголь откалывали кирками, а затем рабочие в корзинах выносили его наружу. В другом конце пещеры пол ушел вниз, образовав что-то вроде провала, на дне которого смутно виднелась вода.

Эшер взял у сержанта Уилларда фонарь, зажег его и направился к ближайшему тоннелю, вход в который по высоте не достигал и шести футов (так что Эшеру пришлось нагнуться), а по ширине едва ли насчитывал половину этого расстояния.

Из-под его ног разбегались серые крысы; когда они оглядывались, в темноте их глаза казались крохотными огоньками. В тоннеле запах сгущался, вызывая тошноту. Сердце колотилось так, что его стук был почти слышен. Рядом остановился Карлебах; ствол дробовика он положил на запястье искалеченной артритом руки, а второй рукой, сохранившей некоторую подвижность, придерживал спусковой крючок. Старик пробормотал:

— Да. Они здесь.

Полтора года назад, когда Эшер вместе с Исидро странствовал по просторам Восточной Европы, их целью было узнать у бессмертных Берлина, Аугсбурга, Праги и Варшавы, не доводилось ли им слышать о людях, ставших вампирами без помощи мастера и без его наставлений, позволяющих выжить. Слухи об Иных ходили только в Праге. Тогда им достаточно было знать, что Иные — не те создания, которых они ищут.

Всматриваясь в темный проход, конец которого терялся во тьме, Эшер с сожалением подумал обо всех тех вопросах, которые Исидро так и не задал своим немертвым сородичам. Он собрался было сказать об этом Карлебаху, но замолк, увидев, какое у того выражение лица: напряженное отчаяние. Старый ученый словно пытался пронзить взглядом полночную тьму, сгустившуюся за пределами светового пятна от керосиновой лампы. Эшер заметил, как дрожат губы, сжавшиеся в узкую полоску под пышной бородой.

Полтора года назад он жил в Праге, вполне довольный своим существованием. Его устраивала возможность изучать тайны древнего города, по улицам которого бродили вампиры…

Что изменилось?

Он узнал, что вампиры существуют и в других частях света, но едва ли этого было достаточно, чтобы превратить ученого в охотника. И все же, когда Эшер ответил отказом на письмо с просьбой, старик собрал вещи и покинул дом, в котором родился и прожил всю свою долгую жизнь, чтобы отправиться сначала в Англию, а затем в Китай.

Почему?

Почему именно сейчас?

Что он скрывает от меня?

Темнота наполнилась шорохами. Засветились бессчетные огоньки глаз, будто пол теперь был полностью покрыт крысами. Эшер знал, что у них за спиной наружная пещера все больше погружается в сумрак по мере того, как солнце садится за край теснины.

— Думаю, на сегодня все, — сказал он, и Карлебах вздрогнул, словно Эшер выстрелил из ружья. — Мы нашли место; мы уверились, что здесь и в самом деле обитают существа, известные нам по Праге…

Карлебах, поколебавшись, согласился:

— Да. Да, конечно же, вы правы…

— Мы не знаем, сколько их и как глубоко они прячутся — а также когда именно наступит время их пробуждения.

Карлебах кивнул. На мгновение Эшеру показалось, что старик хочет что-то сказать ему. Но тот лишь пробормотал, оглянувшись:

— Верно. Нам лучше… Нам лучше убраться отсюда…

Будто он сам не знал, куда идти дальше от этого места, к которому он так стремился, что пересек половину земного шара, лишь бы оказаться здесь. Не знал, как ему поступить.

Как ему хотелось бы поступить.

Странно.

Вслед за старым учителем Эшер вернулся ко входу в пещеру, где темными силуэтами на фоне тускнеющего дня вырисовывались сержант Уиллард, Ляо Хэ со своей собакой, рядовой Гиббс и доктор Бауэр. Карлебах дважды останавливался и оглядывался на темные тоннели.

Эшер не знал, что он надеялся там увидеть.

6

— Это место называется храмом Вечной гармонии.

Как и большинство русских из хороших семей, баронесса Татьяна Дроздова бегло говорила по-французски, и именно на этом языке она обратилась к Лидии после того, как рассчиталась с тремя «мальчиками», которые рысцой пробежали почти две мили от Посольского квартала, таща за собой повозки с ее подругами.

— Стой здесь, как там тебя, — она властно указала на пятачок утоптанной земли в переулке; Лидия подумала, что «мальчику», к которому та обращалась, было лет шестьдесят, он вполне годился ей в отцы и был слишком стар для того, чтобы возить по улицам Пекина упитанных русских дам. — Десять центов.

— Десять сентов, всем, — седой рикша указал на себя и на двух молодых мужчин, которые доставили Лидию, волоокую сеньору Джаннини (жену итальянского дипломата) и двух рослых телохранителей русской баронессы в самое начало Шелкового переулка, протянувшегося справа от них. — Десять сентов, десять сентов.

Видимо, он хотел сказать, что эта скромная сумма причитается каждому из них за то, что они согласились подождать, пока три дамы осмотрят храм.

— Десять центов, десять центов, — любезно согласилась баронесса. Она почти не говорила по-английски, зато неплохо владела тем ломаным языком, которым пользовались все городские слуги и рикши.

— Разумеется, он удерет, как только кто-нибудь предложит ему одиннадцать, — добавила она, снова переходя на французский. — Но в Шелковом переулке всегда полно извозчиков, так что мы ничего не потеряем.